КОШАЧЬЯ РАДОСТЬ

Кошек влечет к валериане неведомая сила. Почуяв издали запах сухого корешка, кошка мгновенно преображается. Куда девались лень и спокойствие? Зажигается бесовский огонь в глазах. Такие ужимки и прыжки делают, что позавидовали бы обезьяны. Кажется, вот сейчас сожрут, как пойманную мышь. Но обычно ритуал заканчивается плясками и мурлыканьем, хождением вокруг, приседанием. Погрызет немного и снова за «гимнастические» упражнения.
   Валериана смущает не только кошачий покой. Один зоолог рассказывал случай похлестче. Ему пришло в голову привлечь валериановыми каплями соболя. Взял фляжку и пошел по тайге, капая настойку на мох и траву. За ним протянулась длинная пахучая дорожка. Внезапно почувствовал, что кто-то пристально смотрит на него сзади. Оглянулся и застыл от ужаса.
   В нескольких шагах стояла рысь. Кисточки на ее ушах нервно дрожали. Однако коварное животное на этот раз не проявляло ни малейших признаков агрессивности. Рысь забыла даже о привычной осторожности. Не пряталась и не готовилась к прыжку. Зоологу показалось, что хищница чуть пошатывалась на толстых лапах и зрачки ее глаз смотрели на него чуть нахально и весело.
   Вначале ученый не на шутку перепугался. Но быстро сообразил: рысь шла по его следу и вынюхивала капельки валерианы. Может быть, настойка подействовала на нее, как на кошек? Весь вид хищника говорил в пользу этого предположения.
   Как действует запах на кошек, неясно. Непонятно и то, почему кошачьи не выкапывают валериановые корни в тайге? Может быть, потому, что пахнут они не так сильно, как сушеные? А может быть, и выкапывают, но этого никто не замечал?

Кошек влечет к валериане неведомая сила. Почуяв издали запах сухого корешка, кошка мгновенно преображается. Куда девались лень и спокойствие? Зажигается бесовский огонь в глазах. Такие ужимки и прыжки делают, что позавидовали бы обезьяны. Кажется, вот сейчас сожрут, как пойманную мышь. Но обычно ритуал заканчивается плясками и мурлыканьем, хождением вокруг, приседанием. Погрызет немного и снова за «гимнастические» упражнения.
   Валериана смущает не только кошачий покой. Один зоолог рассказывал случай похлестче. Ему пришло в голову привлечь валериановыми каплями соболя. Взял фляжку и пошел по тайге, капая настойку на мох и траву. За ним протянулась длинная пахучая дорожка. Внезапно почувствовал, что кто-то пристально смотрит на него сзади. Оглянулся и застыл от ужаса.
   В нескольких шагах стояла рысь. Кисточки на ее ушах нервно дрожали. Однако коварное животное на этот раз не проявляло ни малейших признаков агрессивности. Рысь забыла даже о привычной осторожности. Не пряталась и не готовилась к прыжку. Зоологу показалось, что хищница чуть пошатывалась на толстых лапах и зрачки ее глаз смотрели на него чуть нахально и весело.
   Вначале ученый не на шутку перепугался. Но быстро сообразил: рысь шла по его следу и вынюхивала капельки валерианы. Может быть, настойка подействовала на нее, как на кошек? Весь вид хищника говорил в пользу этого предположения.
   Как действует запах на кошек, неясно. Непонятно и то, почему кошачьи не выкапывают валериановые корни в тайге? Может быть, потому, что пахнут они не так сильно, как сушеные? А может быть, и выкапывают, но этого никто не замечал?
   Много неясностей было с валерианой и в прошлом. В начале нашего века германская фармакопея ратовала за культурную валериану, выращенную на грядке. Из нее делали капли. Дикой травкой немецкие аптекари брезговали. Она давала слишком мрачно-темный настой, да и запах был не тот. Французские эскулапы, точно в пику своим соседям, признавали только дикую. Считали, что эфирных масел в дикой больше. Да и аообще питали больше доверия к дикой травке. На плантациях ее не сеяли. Применять для лечения куль-~ турную запрещали.
   Российские фармакологи в те времена больше прислушивались к немцам. Но и позиция французов настораживала. Медицинский мир волновался и спорил: какая же лучше9 Дикая или культурная? Наконец профессор Высших женских курсов в Москве Д. Щерба-чев решил проверить, почему немцы так презирают дикую валериану. Он пересмотрел полученные от заготовителей корни и заметил: большая часть их имеет темно-грязную окраску. Попадались, правда, совершенно светлые, как у культурных растений. Но редко. И они были тонкими, тоньше грядочных.
   Профессор сам отправился в лес, осторожно выкопал корешки. Несколько раз промыл, как петрушку для супа. Высушил Корни оказались такими же светлыми, как у немцев из питомника. Пошел в другое место и повторил операцию. И снова получил отличные светлые корни. Приготовил настойку. Она чудесно пахла и совсем не походила на ту, что делали из корней, собранных сборщиками.
   Снова вытащил ящик с чужими корешками и рассмотрел под лупой. Понял, в чем дело. В погоне за барышом заготовители неаккуратно отнеслись к делу. Собрать собрали, а высушить как следует не потрудились. Прежде чем высохнуть, корешки загнили. И запах оказался с гнильцой.
    Впрочем, не все валерианы пахнут, как лекарственная. На Кавказе есть виды, аромат которых совсем иной. И выглядят иначе. Валериана лекарственная—наш основной вид—выглядит солидно. Если растет в пойме на лугу, бывает до полутора метров высотой На суходоле до метра. Перистыми листьями и щитками мелких розоватых цветков, ворончатых и полных душистого меда, немного похожа на зонтичные травы. Бывалый человек отличит от зонтичных легко. У тех листья очередные. У валерианы—супротивные.
   Во время первой мировой войны, когда потребности в лекарствах возросли, стали искать места, где бы можно собирать сырье быстро и без хлопот. Крупнейший русский лесовод Г. Высоцкий решил помочь. Однажды в Области Войска Донского он обнаружил крупные заросли валерианы в месте не совсем обычном. Называлось оно Велико-Анадольским лесничеством.
   Целая плеяда русских лесоводов создавала среди степей новые леса. Опыта степных посадок не было ни у нас, ни за рубежом. Каждый экспериментировал, как умел. Одно время увлеклись белой акацией. Росла быстро. Пахла чудесно. И давала кое-какую тень в южных городах.
   Посадили в Велико-Анадоле лес из акации. Вначале рос бурно, быстро. Лесничие радовались. Но не учли, что акация светолюбива. Крона ее ажурна. Света пропускает слишком много. Позволяет расти под собой сорным травам, И от этого сама страдает. Древостой ее начинает разрушаться. Деревья усыхают. От этого в лесу становится еще светлее и еще больше трав прибывает.
   В таких гибнущих посадках и заметил Высоцкий валериану. Ее плодики на звездообразных парашютиках налетели сюда из соседних дубовых перелесков раньше других трав. Под пологом белой акации валериана нашла для себя идеальные условия. Сохранялась кое-какая тень. Почву это бобовое деревце удобрило азотом, что для валерианы совсем не лишнее.
   Разрослась наша трава так пышно, как никогда в природе не росла. Сколько ни путешествовал на Украине Высоцкий, а таких продуктивных зарослей валерианы, как в умирающих акациевых лесах, нигде не видел. В довершение всего почва под лесом была так хорошо промотыжена, что выкапывать корни не составляло никакого труда. Их можно было вытаскивать даже без лопаты. Правда, некоторые мочки обрывались, однако и это было к лучшему, потому что оставалась в почве рассада для восстановления зарослей.
   Для валерианы это редкий случай, когда люди невольно помогли травке захватить новые площади. Чаще бывает наоборот. Из-за корней во многих местах ее почти полностью истребили. Теперь, хочешь не хочешь, надо выращивать в питомнике.
    Из 250 видов валерианы человечество интересует лишь один—лекарственная. Она житель Евразии. Иногда заменяют ее колхидской или амурской. Есть свои валерианы в Новом Свете, особенно в Андах Южной Америки. В Гималаях, в княжестве Сикким, обитает близкий родич — нардостахис с цельными листьями и крупными букетами пурпурных цветков. Еще в древности его душистые корни славились в Индии как средство от всевозможных болезней, подобное женьшеню. И сейчас сто тонн корней ежегодно отправляются только в США. Там делают средство для укрепления волос. Сто тонн! Надолго ли хватит при таких темпах добычи?